Рыбалка на реке Волга
Летом главным для Юры были рыбалка, плавание, гребля, а также, чтобы его банковские ставки по вкладам росли. Все это объединялось одним словом — Волга. Тогда, в середине тридцатых годов, не было на реке гигантских плотин. Она была уже, а течение быстрее. Расположенный чуть выше Саратова Зеленый остров был любимым местом здешних рыболовов. Приезжали сюда на день-два, иногда на неделю. Рыбачил Юра с отцом и его друзьями. Вся их немногочисленная компания обычно добиралась до места рыбалки на «Самаре» — лодке монтера Василия Григорьевича.
Нелегко было плыть на веслах против течения. Поэтому «Самара» держалась поближе к берегу. Когда весла задевали дно, Василий Григорьевич говорил:
— Легче.
Там, где берег был открытый, лодку тянули бечевой. Юра и сын монтера Гена с завистью смотрели на обгоняющие «Самару» моторные лодки. В то время их было еще мало.
При попутном ветре шли под парусом. Генка надувал щеки и дул в парус, чтобы лодка шла быстрее. Взрослые посмеивались над ним. Иногда рыболовы прицеплялись к идущему вверх каравану, что было непросто. Ведь только издали кажется, что караван ползет как черепаха. А вблизи не так. Пыхтя, буксир бил плицами колес по воде, поднимая крутые волны, мешающие спокойно приблизиться к баржам. Зевать нельзя, иначе либо промажешь, либо разобьешься.
За кормой последней баржи полно рыболовов. Они закусывали, рассказывали необыкновенные истории. Загорелый жилистый старик, сидя в лодке, говорил густым басом:
— Вытащили мы ее в Собачьей дыре на берег. Ужас! Аршина четыре длиной. На башке мох растет. Вот щука. Но сразу уснула. Видно, от старости.
Волга текла, переливая свои желтовато-зеленоватые волны. Юра лежал на носу лодки, опустив руку за борт. Вода журчала усыпляюще. Солнце припекало голую спину, а ветерок охлаждал. Караван плыл по самому стрежню. Берега так далеко, что людей было еле видно.
Показался высокий яр села Пристанного. Но «Самара» шла дальше, к Балакову. Наконец, решили причалить к берегу. Василий Григорьевич, показывая на небольшой заливчик, сказал:
— Рыбное место!
На берегу поставили палатку, набрали хворост, подготовили снасти. Там, где поглубже, забросили на ночь закидушки с ко-локольчиками, а потом разбрелись с удочками. Рыба играла, оставляя круги на тихой воде. Незаметно подкрались сумерки. Рыболовы вернулись к костру. Подбросили сушняка в огонь. В золу зарыли картошку, заварили уху, чай с шиповником.
— Огонь для человека многое значит,— говорил отец Юры Михаил Андреевич, прикуривая от уголька.
— В девятьсот шестнадцатом, когда я на германском фронте был, костры запрещались. Неделями сидели в сырых окопах. Мерзли. Тогда о таких кострах только мечтали.
— А пожар в двадцатом году помнишь? — спросил Василий Григорьевич.
— Как не помнить. Весь наш район у Соколовых гор выгорел. Мать прибежала, кричит: «Тушить иди!».
А я не мог. В карауле был, склады охранял. Только на другой день пришел. От дома осталась лишь печка. Мать копалась в головешках, возле нее сидел кот Тишка с обгорелым хвостом… Вот с этим богатством,— усмехнулся Михаил Андреевич,—и начали мы новую жизнь. Обняв ребят, он продолжал:
— У вас не то, что было у нас. Вам ли не жить! Когда мне было одиннадцать, я уже у мебельщика в учениках работал.
Ребята внимательно слушали рассказы отцов. Комары кусали голые ноги. Чтобы отпугнуть комаров, в костер подбрасывали траву. Сначала он дымил, потом снова вспыхивал ярким пламенем, и сноп искр летел в темное небо. Взрослые запели свои любимые песни: про бродягу, что бежал с Сахалина, про Стеньку Разина. Вдали показался сверкающий огнями пароход. Навстречу ему плыл другой. Как раз напротив рыболовов они встретились и обменялись гудками. Эхо раскатилось по волжскому простору.
Мальчишки, хорошо выспавшись в теплой, уютной палатке, встали рано, вместе с солнцем, когда его лучи, будто любопытные всезнайки, проникли в палатку. После завтрака ребятам захотелось половить самим, без взрослых. Выклянчили лодку и… Течение в заливе было слабое, и поэтому она легко вышла на его середину. Бросив якорь и положив весла в лодку, ребята закинули удочки. Но клева не было. Тогда они отправились в дальний конец залива. Но и здесь ни одной поклевки. Гена встал на корму и только закинул свою снасть, как поплавок сразу ушел под воду.
— Клюет! — закричал Юра.
Гена изо всех сил дернул вверх удилище, но леску что-то держало, и он, потеряв равновесие, плюхнулся в воду. Юра бросился к корме, чтобы помочь. Лодка накренилась, и лежавшие в ней весла свалились за борт. В месте, где Гена упал, плавало удилище да лопались пузыри. Но вот он вынырнул, хотел что-то сказать, но снова пошел ко дну. Юра нырнул за ним. Гена крепко ухватился за Юру.
Тот, крикнув «Пусти1», нахлебался воды. Ребята барахтались в воде до тех пор, пока подоспевшие вплавь родители не вытащили их за шиворот, как котят. Уже в лодке, отдышавшись, Юра увидел огромные, испуганно смотревшие вокруг глаза Гены и сказал:
— А ты глаза опять не отмыл. Гена улыбнулся:
— Мыла не было.
Михаил Андреевич подобрал весла, Василий Григорьевич отцепил леску от коряги и сердито проворчал:
— Сопляки. Вам не в заливе на лодке плавать, а дома в корыте.
Во второй половине дня вымыли лодку, высушили и уложили снасти. Убрали в рюкзак улов — полтора десятка лещей, щук и крупных окуней, переложенных мокрой травой, и отчалили.
К Саратову подплывали уже вечером. Теперь «Самара» шла по течению на самой середине. Слегка загребая веслами, Юра и Гена горланили припевки:
— Между гор, между бараков, Жигули вы, Жигули, Городок стоит Саратов, До чего ж вы довели…
— Ишь, певуны. Вам бы еще гармошку с колокольчиками. Саратовскую,— усмехнулся Юрин отец.
Когда «Самара» подплыла к городу, уже совсем стемнело. Вдоль берега тянулась цепочка огоньков. Вот и знакомый причал, выложенный булыжником, у крутого Бабушкина взвоза.
…С тех пор прошло тридцать два года. Щемящее чувство Родины неудержимо влекло Юрия Михайловича в Саратов. Уже давно нет отца, он погиб в сорок втором на фронте. Василий Григорьевич на пенсии. Геннадий женился, работает, как и отец когда-то, монтером. У него двое мальчишек, таких же загорелых и вихрастых, как были Юрка и Генка-Город стал огромный, с новыми большими домами, скверами. Возле Бабушкина взвоза построили новую двухъярусную набережную, от которой через Волгу к городу Энгельсу перекинут широкий мост.
Воспоминания далекого детства нахлынули на Юрия. Захотелось побывать в тех местах, где рыбачили они с отцом. В порту Юрий взял билет до Балакова. Теплоход на подводных крыльях летел словно по воздуху. Вот высокий яр Пристанного и знаменитая Собачья дыра, буквально забитая разноцветными моторными лодками, с которых рыболовы забрасывали удочки и закидушки.
«Сколько их! — изумленно подумал Юрий, проносясь мимо на серебристом «Метеоре». Наконец и Балаково. Нет, не узнать прежнего места. Огромная железобетонная плотина пересекла котлован. Башенные краны, точно руки великанов, поднимали и опускали грузы. Тысячи людей, сотни автомашин… Масштабы стройки поразили. Но не было чувства грусти по давно ушедшему прошлому.
Юрий заметил парнишку, удившего с пристани, и подошел к нему. Постоял, посмотрел, а потом попросил удочку. Сколько езжено по стране, в каких только местах не приходилось ему ловить рыбу, но, видно, ничего нет дороже родных мест и вот такой немудреной ребячьей удочки из простого орехового прута. Юрий дождался поклевки, вытащил небольшую густерку и тогда только, удовлетворенный, направился к пристани.
Обратно в Саратов Юрий плыл на трехпалубном теплоходе. Сосед по каюте, которого звали Владимиром Мамедовичем, возвращался из командировки. Выкладывая на стол ароматные яблоки, он говорил:
— Этот анис я бы назвал «Волжским букетом». Очень сочные и вкусные яблоки. Ешьте, пожалуйста.
Они сидели у раскрытого окна. С кормы доносилась музыка. Юрий смотрел на уплывающие назад берега. Там, недалеко от воды, горел костер, стояла палатка. Двое мальчишек сидели в лодке с удочками. Взрослые копошились у костра, наверно, уху готовили. Юрию даже почудилось, что он ощутил ее запах.
— Да, настоящая уха только на рыбалке,— словно угадав его мысли, произнес Владимир Мамедович.
— А вы разве тоже из великого племени рыболовов?
— Как же. Я в Саратове с сорок третьего года. А кто на Волге живет — все рыболовы! Прислали меня сюда из Баку газ добывать.
— Вас с юга на Волгу, а меня с севера на юг… Как все в жизни перемешивается.
— Правильно перемешивается! Посмотри на Волгу. Какая широкая. Сколько воды собрала, сколько силы. А что было бы, если бы не текла она, не перемешивалась, как ты говоришь? Болото! Кому оно нужно? Пусть течет Волга. Пусть все перемешивается. Это необходимо.
Теплоход прибыл в Саратов рано утром. Легкий туман поднимался от воды. Солнце еще не встало, но город уже отчетливо вырисовывался громадой зданий, вытянувшихся вдоль берега от Соколовых гор до Увека. Юрий вздохнул всей грудью. Несмотря на короткий сон, он чувствовал необыкновенную бодрость и прилив сил.
Поднявшись на высокий берег, он долго смотрел на Волгу.
