С удочкой и спиннингом по Монголии
Когда речь заходит о Монголии, то у большинства слушателей возникают в представлении бескрайние степные просторы, безводные пустыни с белеющими в песках костями умерших от жажды животных… Действительно, к югу от Улан-Батора раскинулись степи, постепенно переходящие в пустыню Гоби. Но к северу, востоку и западу от столицы МНР на многие сотни километров тянутся горные цепи, и здесь, на великом водоразделе, берут начало многие реки, текущие в Северный Ледовитый и Тихий океаны.
В дремучей тайге, покрывающей склоны гор, рождается сибирская красавица Селенга, течет любимица монгольских скотоводов Керулен-гол, шумит в ущельях стремительная, с прозрачной студеной водой Тола-гол, спускается в долины множество других рек.
Бурные горные реки хранят почти нетронутыми неисчислимые рыбные богатства. Здесь особенно много хариусов и ленков. Хариус в этих местах особенно хорош с черновато-сизым отливом и радужным пером-плавником на хребте. А ленки 2—3 кг весом — обычное явление. Там, где горные потоки образуют глубокие ямы, все лето жируют таймени, иной раз на блесну или на живца удается поймать метрового красавца.
С выходом рек из горных теснин рыбное царство делается более разнообразным. Наряду с теми же тайменями, ленкам и хариусами здесь в огромном количестве держится чебак (разновидность плотвы) и часто попадаются налимы. Особенно активен жор налимов бывает с наступлением зимних холодов. Ниже по течению рек преобладают щуки и окуни. Впрочем, крупных окуней мне видеть не доводилось. А щук вылавливали на живца очень приличных.
Очень своеобразна рыбная фауна реки Керулен-гол.
По мере того как эта река выходит в степные просторы, ее бурные воды размывают слабые почвы, вода в реке делается мутной, и щуке, окуню, хариусу и ленку, не говоря уже о таймене, делать в ней нечего, их сменяют породы рыб, привычные к мутной воде: сазан и сом. Сомов в нижнем течении Керулен-гол так много, что ловить их удается с невероятной легкостью.
Приведу такой эпизод. Во время строительства моста черз Керулен-гол у города Чойбалсана многие строители стали заядлыми рыболовами. Они привязывали самодельные крючки к двух-трехметровым кускам шпагата, насаживали на них пучки червей или куски мяса, и эти примитивные орудия ужения забрасывали в реку, привязав концы шпагата к надежно вбитым в берег кольям. Через каждые час-два проверяли свои Снасти и часто снимали с них сазанов и сомов.
Более чем на 30 км с северо-востока на юго-запад и на 5—6 км с северо-запада на юго-восток раскинулась прекрасная Золотая долина. Осенью, когда окружающие ее цепи лесистых гор одеваются в золотой осенний наряд, а отливающий перламутром в лучах восходящего солнца утренний туман заволакивает толстой пеленой пойму реки, так и кажется, что долина, как невиданных размеров жемчужина, вправлена в золотой венец. На 1500 м возвышается Золотая долина над уровнем моря, и воздух ее так чист и прозрачен, что далекая цепь гор, кажется, стоит совсем рядом.
Вдоль всей долины петляет капризная красавица Толагол. Она то раскидывается множеством рукавов и проток по изумрудным заливным лугам, то сплетает все свои воды в один кипящий поток и стремительно бросается на серую каменную громаду высокого утеса, одиноко стоящего на ее левом берегу, и бьет, бьет в его подножье, будто хочет пробить его, пробуравить, размыть.
Осенью по долине к Улан-Батору тянутся длинные караваны верблюдов, тяжело груженных тюками шерсти, кож и всем тем, чем так богата необъятная ширь привольных монгольских степей, а, перегоняя их, из Советского Союза и Китайской Народной Республики мчатся поезда с машинами,оборудованием для нефтеперегонных заводов и многим, многим другим, так необходимым для молодой монгольской промышленности.
Хотя река Тола в верхнем течении и не широка — всего 60—70 м, но, отправляясь на рыбалку на нее, следует запасаться очень надежной снастью.
В один погожий августовский день мы выехали за 20 км от Улан-Батора вниз по Толе. Ночью прошел дождь. На кустах и высокой траве еще сверкали капли. Далеко по склонам сопок раскинулись неисчислимые стада овец и коров. К берегу реки прижались юрты аратов. Стоя в стременах на маленькой лохматой лошадке, трусил от юрт к овечьим отарам монгол-арат. Высоким тенором он выводил широкую, как его родная степь, песню. Всадник удалялся к сопкам, и песнь становилась все тише и тише и, в конце концов, совсем затихла вдали; только маленькая фигурка наездника еще долго мелькала среди высоких трав…
Я со спиннингом пошел попытать счастья на широком плесе. Ловил я спиннингом недавно, и заброс получался у меня очень неважно, частенько запутывалась борода. Часа полтора промучился я со спиннингом и уже подумывал переключиться на нахлыстовую удочку, но обратил внимание на очень заманчивое слияние двух проток в верховьях плеса. В самом пересечении их русел лежала принесенная паводком коряга.
Огибая ее с двух сторон, пенистые струи с низовой стороны образовали водоворот. Моя блесна угодила прямо в него, и я стал быстро сматывать лесу. Последовал сильный удар. Таймень попался крупный. Долго пришлось с ним повозиться, прежде чем удалось подтащить его к берегу и, заведя в маленький заливчик, вытащить с помощью сына на берег. К машине мы несли его вдвоем, подвесив на поясном ремне к толстому концу удилища, которое взяли на плечи… И все же хвост тайменя волочился по траве!
В летнее время большой интерес представляет уженье на самодельную мушку или кузнечика в протоках и небольших горных речках. Здесь все лето держатся крупный хариус и ленок. Километрах в сорока-пятидесяти выше Улан-Батора в Толу впадает замечательная речка Тырличгол. Это излюбленное место рыболовов.
Правда, туда довольно трудно добираться, так как дорога тяжелая и машина проходит с трудом, но зато рыбалка там незабываемая. Вековая тайга подступает к самой воде, и именно здесь, под нависшими ветвями черемух -и ив, отстаиваются особенно крупные хариусы и ленки. Бывало подойдешь к воде — у берега, в заливчиках набилась масса всякого наносного хлама, а под ним притаились косяки рыб, только хвосты в ладонь шириной торчат наружу и чуть-чуть шевелятся в прозрачной воде…
Немалое удовольствие можно получить, если отъехать от Улан-Батора километров сто по Кяхтинскому тракту и здесь, свернув влево и перевалив через сопку, выехать в широкую долину, где раскинулись сенокосные угодья и выпасы монгольского животноводческого госхоза. По долине протекает маленькая речушка, и при первом взгляде на нее даже не верится, что здесь может быть крупная рыба. Местами на перекатах при ширине их 2 м воды не будет и по щиколотку. Однако не следует доверяться первому впечатлению.
Когда мы подошли с товарищем к этой речушке, там, где она, петляя в высокой траве и низких камышах, образует довольно глубокие ямы, то так и ахнули. В каждой, даже маленькой, ямке стояли косяки очень крупных хариусов, и речушка кишмя кишела чебаками. Мы ловили на-хлыстовыми удочками, имея на каждой по два крючка. С первых же забросов, едва крючки касались воды, рыба хватала наживку. Каждый вто-рой-третий заброс приносил сразу двух рыб. Особенно хорошо рыба ловилась на кузнечиков… Мой товарищ в одном глубоком омуте в течение нескольких минут поймал семь ленков, по 1,5—2 кг весом каждый. Моего дневного улова хватило жене на то, чтобы дома поделиться рыбой со всеми соседями.
В Монголии, по соседству одна от другой, протекают реки, впадающие в разные океаны, поэтому и рыба встречается в них разная. Керулен— далекий приток Амура, а Тола — такой же далекий родственник Енисея, впадающего в Ледовитый океан. Естественно, что в Керулене можно поймать рыбу, которой нет в Толе. Среди нас не было специалистов по определению рыб. Мы на свой лад прозвали «белорыбицей» красивую серебристую сильную рыбу, которую удавалось иногда вылавливать в Керулене. Рыба формой тела напоминает крупную сельдь, с такой же вытянутой головой и схожим устройством рта. Ее мелкая чешуя исключительно красива. В глубоких ямах эта рыба ходит большими косяками. Но ловится она сравнительно редко. Берет на кузнечика и на червя.
От Улан-Батора до реки Керулен-гол по Ундурханскому тракту 150 км, но стоит потрястись пять-шесть часов в машине ради того, чтобы потом порыбачить в этой замечательной реке. Она славится крупными тайменями.
Однажды весной, когда таймени поднимались в верховья реки, наши рыболовы выехали на Керулен. Один из них накануне купил в магазине соленых килек, вымочил их в воде и таким образом получил отличную насадку на снасточку. Он поймал много тайменей, по нескольку килограммов каждый.
Все же следует сказать, что лучшее время для уженья крупной рыбы вблизи Улан-Батора — поздняя осень, когда рыба, жировавшая все лето в верховьях рек, начинает скатываться вниз, к местам зимнего отстоя. Припоминается такой случай.
Зима подкрадывалась незаметно, но быстро. Кажется, что еще вчера гора за Толой была вся покрыта изумрудной зеленью, а вот она уже стала оранжевой с красными подпалинами на осиновых перелесках. Потом и этот цветастый наряд осыпался. Высоко в небе прощально прокурлыкали вереницы журавлей. Сегодня у крыльца в пожарной бочке вода замерзла так прочно, что пришлось долго рубить лед топором. На завтра намечен выезд на рыбалку.
Мы не торопились с часом выезда и подъехали к реке, когда солнце поднялось довольно высоко.
Мороз прижимал крепенький, хотя еще не было и половины ноября. От воды поднимался густой пар. Ледяные забереги сковали по краям реку, взяли ее в хрустальную рамку, но на стремнине кипела и клокотала бурная вода. Там вода казалась особенно темной и густой. Прозрачные рассыпчато-мягкие комья придонного льда всплывали наверх и,ъ увлекаемые течением, шурша, мчались вниз. Плывущий по реке лед громоздился на забереги, накапливался на них, с грохотом обрушивался назад в реку и опять громоздился.
Первые забросы и первые беды. Мокрая леса моментально покрывается льдом, делается в два-три раза толще, не пролезает в направляющие кольца, не вмещается на катушке. Кольца тоже покрываются льдом. После каждых нескольких забросов приходится их прочищать. В довершение бед обледеневшая жилка сделалась хрупкой и при первом же резком рывке переломилась. Только к полудню воздух потеплел и леса перестала обмерзать.
Надо было найти яму, где задерживалась уходящая в низовья рыба.
Идя вдоль реки, я вышел на мысок, образованный глубоким заливом и главным руслом. При входе в залив над руслом низко склонилось подмытое течением, почти упавшее с берега дерево. Его корни и ветви задержали плывущий по реке мусор, сучья, траву, образовав затор, с низовой стороны которого кипел водоворот. Весь залив до водоворота был покрыт прозрачным льдом, под которым были отчетливо видны все неровности песчаного дна, покато уходящего в темный омут. Я сделал заброс. Когда блесна с грузилом, под-хваченая течением, стала погружаться, я начал медленно ее подтягивать. Блесна шла где-то в глубине омута.
Вот она блеснула золотом в зеленовато-синей воде и поднялась к кромке льда. В ту же секунду из глубины к ней метнулось несколько крупных темных силуэтов. Это были таймени. Один из них первым подскочил к блесне и…вместо азартной хватки взял блесну лениво, нехотя. Он держал ее поперек, концы блесны торчали по обеим сторонам рыбьей пасти. Я все это отчетливо видел. И не успел сообразить, что же мне делать, как таймень выбросил блесну изо рта. А в то же время еще несколько тайменей металось почти у моих ног в поисках пищи. Заметив меня, рыбы скрылись в омуте.
Я быстро сменил блесну на голый тройник, нацепил на него одного из нескольких бережно хранимых мною живцов, накануне пойманных сыном в канаве около городской электростанции, и сделал новый заброс. Едва живец погрузился в омут, как из-под коряги метнулся к нему таймень. Сделав короткую подсечку, я стал выводить рыбу. Леса была прочная, и я действовал без особой осторожности. Когда таймень показался из глубины омута, я увидел, что за ним бежит еще несколько тайменей. По-видимому, они собирались отнять у него живца.
Пока я снимал пойманного тайменя и насаживал нового живца, эти таймени крутились у поверхности воды, не обращая внимания на мое присутствие. Я налюбовался их пепельного цвета телами, испещренными темными крапинками, с плавниками, отливающими красноватым цветом. И в несколько минут я всех этих прожорливых хищников, одного за другим, выволок на лед. Правда, после того как мне попался второй таймень, остальные ушли было в омут, но я без труда доставал их, они не могли устоять перед соблазнительным живцом, сидевшим на тройнике.
С каждым днем морозы становились злее, и, в конце концов, даже неуемные воды Толы сковал на долгую суровую зиму крепкий лед. Но с приходом зимы не прекращалась рыбная ловля. Особенно заядлые любители, наделав лунок, ставили донки. С наступлением холодов особенно азартно клевали налимы, иной раз попадались по 2— 3 кг весом.
Большой помехой при уженье рыбы поздней осенью, зимой и ранней весной было у нас отсутствие наживки. Червей нет. Живцов вначале мы тоже не находили. Долго мы мучились, пока не сделали два открытия. Кто-то из рыболовов случайно обнаружил, что около городской ТЭЦ есть старый рукав Толы, в который стекает теплая вода из электростанции и, оказывается, в эту канаву-протоку на зиму забивается множество мелкой рыбешки. Проблема живцов была разрешена. Затем нам удалось установить, что хариусы, мелкие ленки и чебак прекрасно берут на мясо консервированных Крабов, тех самых, что продаются в гастрономических магазинах…
Тем не менее зимняя рыбалка здесь не получила широкого распространения. Уж слишком трескучие морозы стояли — до —50° и более. Зато с наступлением весны берега оживали, и с каждым теплым воскресным днем рыболовов на реках собиралось все больше и больше. По мере того как солнце нагревало холодную воду, рыба огромными косяками начинала подниматься вверх по течению.
В один из солнечных апрельских дней, когда вода в реке шла мутная, мы почти безрезультатно бродили по берегу—заиленному и вязкому. В поисках «рыбного места» я шел вдоль реки, с трудом продираясь сквозь густые заросли ивняка. Дорогу мне преградил залив метров пятидесяти длиной и не более 10 м шириной, причем горловина его, соединяющая залив с рекой, была не шире 3—4 м и не глубже 20 см. Дальше глубина достигала 2—3 м. Вода там отстоялась и была почти прозрачной. Когда я направился к устью залива, чтобы здесь на мелководье перейти его, мне бросилась в глаза чернота дна всего залива, кроме мелководья. Я принял эту черноту за осадок от сгнивших прошлогодних листьев и ила. Но едва я сделал два-три шага по воде, как вся «чернота» пришла в медленное движение. Только теперь я рассмотрел, что это были неисчислимые косяки чебака.
Вся эта масса рыбы поднималась в верховья реки и зашла в залив на отдых. Рыба была сонная, малоподвижная, видимо, с нее еще не сошла зимняя дремота. Не рассчитывая особенно на клев, я все же сделал заброс в самую гущу стаи. В прозрачной воде было видно, как крючки, наживленные червями, медленно опускались на спины рыб.
Без азарта и жадности ближайшие два чебака втянули в рот крючки, а окружающие их рыбы нехотя свились в медленно кружащийся клубок. Я подсек, и первая в этом весеннем сезоне пара чебаков затрепетала на берегу. А косяки рыбы дрогнули и начали медленно перемещаться из одного угла залива в другой… Я сделал новый заброс, и все повторилось в прежней последовательности. Весенняя рыбалка началась.
* * *
Мне могут задать вопрос; почему об открытии протоки с живцами, остающимися на зимнее время, и о поисках других видов наживки я рассказываю так, словно до нашего приезда там никто не ловил рыбу?
Дело в том, что местные религиозные обычаи запрещают монголам ловить рыбу, возделывать землю. Только с появлением в Монголии народной власти эти нелепые религиозные пережитки стали отмирать. Теперь уже тысячи гектаров возделанных полей шумят хлебами в госхозах, и с каждым годом на берегах монгольских рек можно встретить все больше и больше монгольских товарищей рыболовов, удящих рыбу не только на нахлыстовую удочку, но отлично управляющихся и со спиннингами. Однако они пока ловят рыбу только в летнее время года. Вот почему еще много вопросов спортивного уженья рыбы в течение года в особых условиях Монголии требуют практического разрешения.
Клубный отель Ривьера Анапа на Пионерском проспекте, на курорте Анапа Краснодарский край Россия это великолепное место, где можно отдохнуть с семьёй или одному.
