Медная пряжка
Брат мой учился в школе механизаторов. Я заканчивал семилетку. Оба мы страстные рыболовы. Три года, отделяющие меня по возрасту от брата Николая который любит посещать базы отдыха у воды в подмосковье , лежали глубокой пропастью между нами в вопросах рыбной ловли: он был заносчив по отношению ко мне и всегда и во всем давал понять, что он старший.
Ловили рыбу мы только в разных местах; он — на реке, я ухожу на озеро; он ловит на озере, я иду на реку…
Однажды в мае, придя из школы, я увидел, как Николай тщательно обделывал напильником какую-то железку, крепко зажатую в тисках. Оторвавшись от работы, брат гордо взглянул на меня и. широко разведя руками, улыбнувшись, промолвил «Вот.таких тайменей теперь буду ловить. Хватит заниматься пескарями да чебачишками».
Прошло несколько дней. И вот как-то вечерком», придя с рыбалки с полным котелком пескарей и гольянов, я увидел на кухонном столе две огромные рыбины, каждая из них была длиной не менее Meipa От изумления я выронил котелок с рыбьей мелюзгой — моим дневным уловом из нашей Читинки.
— Мам! Где ты купила такую рыбу?
От широкой улыбки сузились ласковые материнские черные глаза и лучики морщинок придали доброму лицу оттенок хитринки.
— Нет, сынок, я не покупала эту рыбу. Колюшка поймал на какой-то свининг, или как гам его… В Ингоде есть такая!
Я так и остался стоять с открытым ртом, как у голодного галчонка, пока громкий хохот брата не вывел меня из оцепенения.
— Ну, как рыбачище» моя рыбка? Эх ты, пескарятник! Курощуп ты, а не рыбак,— хохоча, издевался надо мною брат.
Мое «рыбацкое» самолюбие было уязвлено до крайности.
Вечером Николай ушел к друзьям. Воспользовавшись его отсутствием, я немедленно тщательно осмотрел его новую удочку с дюралевой катушкой.
Целую неделю я не вылезал из кладовушки, где стоял небольшой верстак с прикрепленными к нему слесарными тисками. Толстая лиственичная удочка, катушка, сделанная наполовину из фанеры, наполовину из старой алюминиевой кастрюли, сносно вращающаяся на массивной оси из десятидюймового гвоздя,— и мой «спиннинг» готов.
Направляющие кольца и тюльпанчик я изготовил из толстой и мягкой проволоки. Ну, а главная деталь моего мощного сооружения — блесна была изготовлена мною из… пряжки форменного ремня Николая. Рано или поздно брат хватится, что от его ремня начисто срезана тяжелая медная пряжка со скрещенными ключом и молотком,— не сдобровать мне тогда.
Однако в ближайшее время я не опасался расправы: сбросив школьное форменное обмундирование, брат все время каникул не наденет его. А до осени еще далеко!
Блесна у меня вышла отменная, хотя я изрядно попотел над ней. Двойник я спаял из больших щучьих крючков. Шнур поставил пятидесятиметровой длины из крепчайшего гаруса толщиной почти два миллиметра.
…Тихий июньский вечер. У нас во дворе собралась компания молодых людей — друзей брата. Их было четверо. Пятый, инженер, преподаватель школы, где учился мой брат и его товарищи, пришел несколько позже. Они оживленно обсуждали предстоящую поездку на рыбную ловлю в ближайшие дни…
Мягко простучав на входных стрелках маленькой таежной станции Туринская, шипя тормозами, поезд остановился. Я ехал в заднем вагоне. Брат и его товарищи во главе с инженером были в голове поезда. Боясь попасться им на глаза, я соскочил с подножки вагона на другую сторону.
Вскинув котомку с провизией за плечи, подхватив свой огромный «спиннинг» под мышку левой руки, двинулся вниз к реке. Места мне здесь знакомые. Куда пойдет Николай с товарищами? Но вот они двинулись к парому.
Переждав, когда они переправились на правый берег реки и пошли вниз по ее течению, подошел к парому и я. Со следующим «рейсом» парома я был за рекой.
Узкая береговая тропинка, причудливо извиваясь, бежала вдоль берега Ингоды. Вечерело. Воздух напоен запахом цветущей черемухи. Заманчиво переливается река на перекатах, чернеют таинственные глубокие омуты. А в густых зарослях слышны звонкие трели птичьей мелюзги.
Так прошел я около пяти километров. Неожиданно выйдя на небольшую полянку, в самом устье небольшой речки Туры, впадающей в Ингоду, я наткнулся на бивак рыболовов. Деваться некуда. Брат сердито посмотрел на меня, но ничего не сказал. Сбросив с плеч котомку и осторожно прислонив «спиннинг» к кусту черемухи, я как ни в чем не бывало принялся собирать валежник для костра…
Розовые дали тонут в синеве сгущающихся сумерек. Смолк птичий перезвон. Вспыхнули первые, слабо мерцающие звездочки. Река легкой волной плещется в берег. В недалеком лесу слышатся какие-то шорохи…
Ночь. Ярко горит костер. Мы все шестеро сидим вокруг него. Николай смирился с моим появлением и теперь громко хохочет над критическими замечаниями инженера по адресу моей примитивной снасти. От стыда я готов нырнуть в чернильную воду ночной Ингоды, но креплюсь. Инженер, конечно, сразу же оценил «достоинство» творения рук моих и метко окрестил его «лебедкой».
Свернувшись калачиком, чя спал. Нередко приходилось мне коротать летние ночи под звездным шатром у гаснущего рыбацкого костра. И чуток был мой сон. Еще не забрезжил рассвет, как я был уже на ногах. Над рекой вилась легкая испарина. Костер догорел. Поеживаясь от предутренней прохлады, я подбросил на тлеющие угли хворосту. Вспыхнувшее пламя осветило полянку и часть реки. Стараясь не шуметь, со «спиннингом» в руках я подошел к берегу.
Сильно размахнувшись, метнул блесну в воду, но… она шлепнулась у самых ног. Шнур запутался в клубок. Минут тридцать я распутывал его, благодаря бога, что брат с друзьями еще спят. Теперь я уже не старался делать сильные взмахи удочкой. После некоторых старательных усилий блесна стала ложиться метрах в пятнадцати от берега. С каждым забросом она плюхалась все дальше и дальше.
А между тем начало светать. После особенно удачного заброса туда, где речка Тура, бурля, сливается с водами реки Ингоды, образуя водоворот, я почувствовал, что блесна за что-то зацепилась. Дернул сильнее — ни с места. Вдруг удилище так дернулось в руках, что я едва не выпустил его. Испуг сменился изумлением, а затем рыбацкой страстью. Значит, что-то есть! Но как ни старался я подвести к берегу это «что-то», оно никак не подходило. Натянутый шнур гудел, как гитарный бас.
Катушка крутилась с неверояткой быстротой, сбивая в кровь и обжигая пальцы руки: шнур размотан до конца. Что делать? Кричать, звать на помощь спящего брата? Нет! Положив удочку на плечо, прямо волоком потащил засеченную рыбу. Но где там! Пот лил с меня традом. Руки тряслись от усталости.
Шнур звенел, натянувшись до предела. -И, словно ток по проводу, передавалась мне лихорадочная дрожь бившейся рыбы: меня самого лихорадило. Наконец рыба стала уставать. Справившись с охватившим меня волнением, я начал подтаскивать ее к берегу. На песчаной отмели показалась черная спина громадной рыбины.
Боясь брать в руки такое чудовище, я, будь что будет, поволок его за шнур на берег. Шнур выдержал, и у моих ног улегся на траве более метра длиной толстый, как полено, таймень. Блесна с двойником засела где-то в глубине широкой пасти рыбины. Волоком подтащил тайменя к костру и уселся на него верхом.
— Эй, рыбачки! Вставайте, проспите все царство небесное! — крикнул я. Инженер и Николай подняли головы.
— А и верно, Коля, пора, ведь уже светло,— поднимаясь, сказал инженер.
Затем он удивленно моргнул глазами,— дескать, не сон ли- это — и уставился на голову тайменя, устало шевелящего жаберными крылышками. Николай тоже увидел. Его словно Еетром сдуло с «постели». Изо рта рыбы тянулся шнур к лежащему невдалеке моему «спиннингу». И это убедительно показало им, на что способна моя «лебедка». Вскочили и остальные рыболовы и начали поспешно разбирать снасти.
— Коль, вытащи блесну,— попросил я брата, что он и сделал. Руки все еще тряслись мелкой дрожью, но я был спокоен. Инженер еще раз осмотрел мою удочку, а потом приподнял за жабры рыбу и коротко бросил мне:
— Молодец!
В тот день я поймал еще двух щук.
Усталые, возвращались мы к пригородному поезду. Каждый был с богатым уловом, но такого тайменя, какого поймал я, не было ни у кого.
… Брат узнал свою медную пряжку и отобрал у меня блесну. Много крупной рыбы выловил он на нее, пока один из наиболее крупных тайменей не оборвал шнур и не унес с собою в речную пучину счастливую медную пряжку.
